Известный ученый российского происхождения, живущий в Великобритании, основатель новых научных направлений и школ в области физической, химической и биологической кинетики, теории динамических систем и обучаемых нейронных сетей Александр Горбань поделился с корреспондентом РИА Новости своим видением того, как вернуть уехавших за границу "топовых" русских ученых.
В настоящее время профессор заведует Центром математического моделирования в Университете Лестера (Великобритания) и работает в России по мегагранту "Масштабируемые сети систем искусственного интеллекта для анализа данных растущей размерности", руководит лабораторией перспективных методов анализа многомерных данных Нижегородского государственного университета.
– Александр Николаевич, на днях вы приняли участие в пленарном заседании "Наука возвращать науку", которое состоялось в рамках Форума "Открытые инновации". Вы реально полагаете, что "утечку мозгов" можно повернуть вспять?
– Нужно понимать, кого возвращать и зачем возвращать. В мире все отчетливее проявляется феномен научной глобализации. Ни одна национальная наука не может состязаться с наукой глобальной. Все национальные науки меньше, даже Поднебесная в этом смысле не является исключением. Странно ожидать, что наши гениальные русские ученые будут занимать лидирующие позиции по всем научным направлениям.
Взаимодействие должно быть гибким. Предположим, молодой ученый получил приглашение в Принстон. Пусть он едет, но пусть едет так, чтобы он не потерял контакт с Россией, чтобы разрешенный в США 4-й триместр он провел в России.
На мой взгляд, все эти приоритеты четко артикулированы на высшем уровне. Я вижу, что российское правительство действительно озабочено развитием науки и контактами с нашими учеными, которые живут в разных странах мира.
– Не могли бы вы привести наиболее удачный, на ваш взгляд, пример такого "включения" в мировую науку?
– Отличный бенчмарк – Станислав Смирнов – один из восьми российских лауреатов Филдовской премии, выдающийся математик. Три года отработал по мегагранту в Санкт-Петербургском государственном университете (СПбГУ), где есть прекрасный математический факультет. Создал исследовательскую математическую лабораторию имени Чебышева и начал приглашать ученых из Франции (при поддержке российского бизнеса на паях с французами).
Каждый год в лабораторию приезжают выдающиеся математики, половина из которых наши соотечественники. Они работают по три месяца: читают спецкурсы, пишут научные статьи, руководят аспирантами, проводят небольшие научные конференции и воркшопы.
Недавно Смирнов был докладчиком на международном оргкомитете по организации Всемирного математического конгресса (ICM) ‒ самого влиятельного и массового съезда ведущих математиков мира. Вместе с другим российским Филдовским лауреатом Андреем Окуньковым, живущим в Америке, и Аркадием Дворковичем, возглавлявшим Оргкомитет по подготовке к чемпионату мира по футболу FIFA 2018, они выиграли конкурс, и следующий Всемирный математический конгресс впервые в истории современной России пройдет в нашей стране в Санкт-Петербурге. При этом сам Смирнов остается профессором Женевского университета, но он тесно связан с российской наукой.
– Наверняка есть и грустные примеры того, как тот самый "наукопровод", о котором вы говорили, дает сбой?
– Очень грустные. В далеком 1986 году молодой красноярский ученый из Института Биофизики СО АН СССР Виктор Охонин изобрел уникальный микроскоп с разрешением меньше длины волны (STED-микроскопия – разновидность флюоресцентной микроскопии, достигающая разрешения сверх дифракционного предела путем избирательного тушения флюоресценции). Он получил авторское свидетельство, оно было опубликовано на английском языке. Открытие советского ученого цитировалось в американских патентах начала 1990-х.
К этой ситуации я пытался привлечь внимание многих руководителей разного уровня, начиная с регионального и заканчивая уровнем среднего руководящего звена в министерстве. Все прошли мимо: вежливо пообсуждали и забыли. А ведь для России это был серьезный информационный повод. У нас много Нобелевских лауреатов? Извините ‒ мало, и мы болезненно это переживаем. Охонин ‒ гениальный физик. Почему его нельзя было вернуть? Его нужно было вернуть с почетом!
– Куда могли бы возвращаться наши "топовые" ученые? Какие научные направления станут серьезными научными "точками роста" в будущем?
– Во-первых, IT и математика. Затем новые материалы, а точнее целая цепочка "новые материалы ‒ материалы с заранее заданными свойствами ‒ умные материалы, правильно реагирующие на изменения окружающей среды". Эта триада будет всегда актуальна и перспективна, без материалов даже IT – ничто.
Еще одна серьезная "точка роста" в будущем ‒ аддитивное производство, цифровое производство, 3D-печать ‒ все то, что позволяет непосредственно из проекта создавать машины, детали, строения и пр.
На мой взгляд, все возвращения наших ученых, контакты с ними должны происходить в рамках серьезных проектов регионального развития страны. Если бы ко мне обратились и сказали: "Мы делаем завод нейрокомпьютеров, будет индустрия, будет КБ, вот план работы, вот кредитная линия, вот люди… Это будет мощное ядро развития высоких технологий, например, в Красноярске или Нижнем Новгороде. Готов ли ты возглавить академическую часть такого проекта, став членом научного конгломерата?". Конечно, я готов! Но для начала мне надо было бы в это поверить. Если бы поверил, то я бы поехал. И, поверьте, многие поедут, если поверят.
– Чем вызвано ваше недоверие?
– У меня был печальный опыт. Только один эпизод: в 90-е был новаторский проект Сибирского нейрокомпьютера, полная цепочка, от науки до опытного производства. Совет безопасности постановил выделить на него 7 миллионов долларов. До проекта не дошло ни цента. Деньги растворились. Я поэтому и уехал, что потерял всякую веру в развитие. Уехал в начале сытых 2000-х, когда понял, что мои подопечные – ученики, сотрудники – смогут прожить без меня.
– Как вы думаете, сколько ученых могли бы вернуться, если бы поверили? На форуме прозвучала статистика, согласно которой с начала перестройки Россию покинуло более 200 тысяч ученых. В Глобальном индексе конкурентоспособности талантов Международной бизнес-школы INSEAD Россия вошла в топ-10 стран в разделе "Эмиграция изобретателей". Это близко к правде?
Я точно знаю, что очень многие из этих людей хотели бы вернуться в Россию. Жизнь на Западе ‒ специальная жизнь. Каждый как бы ограничен своей "коробочкой". Есть такая шутка: нас там всех "обоксили". Это специфическое ощущение неминуемо возникает в очень налаженных системах. Вот если бы здесь (в России) крылья выросли, прибежали бы многие. Но постепенно ‒ на три месяца, на полгода… понять, попытаться, поверить.
