Кого берут в театральные вузы? Как проходит конкурс актерского мастерства? Почему в ГИТИС во время сессии регулярно приезжает скорая помощь? Об этом и многом другом в преддверии начала приемной кампании рассказал ректор ГИТИСа, известный театральный критик Григорий Заславский.
‒ К началу приемной кампании есть неопределившиеся абитуриенты, которые еще не решили, куда им поступать и на кого учиться. Григорий, что вы можете им сказать? Кому надо, а кому не надо становиться актером?
‒ Наша главная задача в этой ситуации – как можно больше людей отговорить. Показательным был прошлый год, когда ГИТИС столкнулся с безумным конкурсом на актерский факультет ‒ 450 человек на место на курс к Миндаугасу Карбаускису. Мастера и педагоги "отсматривали" по 300 человек в день в двух аудиториях по 150 человек в каждой.
То есть мы заинтересованы в том, чтобы к нам поступало как можно меньше людей, но среди них были "наши". В этом и заключается серьезный вопрос: как увеличить количество "наших" абитуриентов и успокоить тех, кому актерская профессия не подходит, не нужна или даже противопоказана.
‒ Как к вам поступают? Известно, что в творческих вузах не работает традиционная схема поступления по результатам ЕГЭ. При этом на восьми факультетах в общей сложности 130 бюджетных мест. Что нужно сделать абитуриенту, чтобы попасть в заветную сотню?
‒ Надо быть талантливым. Хотя ЕГЭ мы тоже учитываем (минимальный проходной балл – 45 по русскому языку и 45 по литературе). Очевидно, что в нашей приемной кампании много субъективного, но это субъективное касается приема к определенному мастеру. Тот или иной мастер может в конкретном абитуриенте разглядеть талант. Это вовсе не означает, что человек, который к нам не поступил, не талантлив. Просто, например, у выдающихся театральных педагогов Дмитрия Брусникина и Марины Брусникиной свой взгляд: они могут понять, что именно из этого абитуриента именно они смогут вытащить все самое интересное. А набирающий в этом году Олег Львович Кудряшов, увидев тот же талант, его не возьмет, и на то у него будут свои причины. Кстати, зачастую мастер не берет тех, кто занимался в разных театральных студиях и уже "испорчен" актерской техникой.
У нас три тура отбора, актерский конкурс и собеседование. В итоге тот, кто поступает, уже хорошо знаком с мастером. Это обоснованно, поскольку отношение между мастером и студентом в ГИТИСе, как и в любом другом театральном вузе, намного ближе, чем в классических университетах. Хотя, на мой взгляд, классическим вузам такой подход при отборе студентов не помешал бы. Везде нужен талант. Для одного электрика работа будет мукой, он всю жизнь мечтал стать актером, а для другого – источником вдохновения.
‒ Как проходит конкурсный отбор? Вы сами присутствуете на таких собеседованиях?
‒ Присутствие ректора не способствует повышению качества экзамена. Это достаточно интимный и доверительный разговор – чем меньше людей, тем лучше. Но еще до того, как стать ректором, я бывал на подобных коллоквиумах.
Мастеру важен общий образовательный уровень, который, к сожалению, далеко не всегда высок. Абитуриента могут спросить: "что вы читали? кто из героев русской литературы вам близок?". Его могут попросить расплакаться или рассмеяться. Или предложить такое задание: "прочитай басню так, как будто у тебя гвоздь в ботинке, но ты не должен этого показать". Тот же текст, но с другим внутренним состоянием – довольно частое конкурсное задание. А Дмитрий Крымов, например, показывает картинки разных художников и просит назвать имя.
‒ Почему вы не учитываете индивидуальные достижения абитуриента? В ГИТИСе даже волонтерство не дает дополнительных баллов при поступлении.
‒ Пусть он придет, поступит, а мы сами ему предложим волонтерство. Наши актеры постоянно выступают в домах престарелых, в больницах, мы сотрудничаем со многими благотворительными фондами. Студенты продюсерского факультета и театроведческого факультета часто сопровождают городские выставки, участвуют в праздничных концертах.
‒ Предположим, абитуриент успешно прошел все отборочные туры и наконец, стал студентом театрального вуза. Учиться на актера легко и приятно?
‒ Учеба по актерской или режиссерской специальности ‒ это очень тяжелый труд. Да, он приносит немало радости студентам, но и требует огромной физической выносливости. В период сессии скорая помощь приезжает к нам до двух раз в неделю. Студенты теряют сознание, у кого-то идет кровь из носа.
Студенты вообще стали физически более слабыми. Это подтверждают все преподаватели. У нас впервые в этом году один мальчик, поступив на актерскую специальность, 7 сентября написал заявление с просьбой отчислить его, поскольку не ожидал, что будет тяжелая учеба. Он сдал ЕГЭ, прошел все конкурсы, собеседования… и устал.
За плохую учебу человека с бюджета могут перевести на внебюджет, и тогда внебюджетник займет его место. Более того, мы отчисляем за разные провинности до самого последнего дня перед получением диплома. Есть серьезные вещи, которые нарушать нельзя. Если девушка уезжает в Таиланд подрабатывать аниматором во время дипломного спектакля, это значит, что театр для нее стоит не на первом месте. Актерская специальность такого предательства не прощает.
‒ Сама система обучения претерпела какие-то изменения? Она трансформируется под современный театр? Или система Станиславского нетленна и постоянна?
‒ Есть вещи, которые непременно должны сохраняться, но что-то должно добавляться. Например, как вести себя на кастинге. Этот предмет сегодня просто необходим. Никаких кастингов в 19 веке, да и в 20 веке не было.
Сегодня театр движется в сторону проектных историй. Умение правильно себя продать должно быть в наборе компетенций любого актера. В американских театральных студиях каждый день проводятся занятия по тому, как вести себя на кастингах. Это равный по значимости предмет.
Что касается системы Станиславского, то сам Константин Сергеевич никогда не ставил в ней точку. Это живое учение, в нем нет никаких догм, оно позволяет постоянно что-то менять, меняться самому. Именно поэтому систему Станиславского ценят во всем мире ‒ театральном и кинематографическом, а также в мире пиара, нейролингвистического программирования. Ее преподают даже в разведках, потому что она помогает без запинки пройти полиграф.
Скажем так: учение Станиславского всесильно, потому что оно верно. Но оно не исключает индивидуального опыта мастера. У каждого он свой. Неслучайно люди, узнав, что в этом году у нас набирает Олег Львович Кудряшов и Олег Евгеньевич Меньшиков, бросают учебу в других уважаемых театральных школах, чтобы поступить именно к этим мастерам.
‒ Русская театральная школа остается одной из самых сильных в мире или уступает свои позиции?
‒ Она по-прежнему остается очень авторитетной и признанной. Но при этом есть вещи, которые однозначно нужно менять. У нас актер, закончив 4 курса театрального вуза, выходит не бакалавром, а специалистом. Актеров не отдали на поругание Болонсокому процессу. Я считаю, что актера надо не только переводить на систему бакалавриата, но и сокращать его обучение до трех лет. Так мы сможем повысить международную конкурентоспособность российского театрального образования.
Во всем мире актерское образование давно уже дается за два года, а в некоторых случаях и за год, и лишь в исключительных – за три. Разумеется, нам не надо отказываться от трех лет обучения. Все-таки мы стараемся, чтобы актерское образование было не только преподаванием технологии, но и неким подобием университетского образования, причем желательно не бледным. Но и растягивать это удовольствие на 4 года мы сегодня уже не можем себе позволить.
‒ Три года бакалавриата, а что дальше?
‒ А дальше работать, постоянно повышать свою квалификацию. Однажды Михаил Горевой рассказал мне одну запоминающуюся вещь: чем отличается русский актер от американского? Русский актер, когда выходит из стен театрального вуза, обычно находится на вершине своих профессиональных знаний, а затем он только деградирует. В отличие же от него американский актер, выходя из стен театральных школ, находится на низшей ступени своего мастерства, а дальше каждый год проходит разные курсы повышения квалификации, становится все более опытным.
Нам невозможно представить себе, чтобы выдающийся актер Владимир Машков пошел на какие-то курсы ‒ он все умеет, он ученик Табакова. Но то, что Мерил Стрип ходит на наши мастер-классы, вполне укладывается в нашем сознании.
‒ Российские театральные вузы входят в топы международных рейтингов наравне с Австралийским национальным институтом драмы, Королевской драматической академией и другими известными театральными школами мира?
‒ Пока, к сожалению, нет. Чтобы попасть в международные рейтинги, нужно соответствовать многим довольно странным показателям. Например, нужно собрать 400 анкет выпускников и отправить их по адресу рейтингового агентства. Целый год эти анкеты будут проверять. Затем запросят экспертную оценку авторитетности вуза. Как ни странно, на мой взгляд, международные рейтинги – территория довольно высокой субъективности, в них присутствует своя конъюнктура. Какой смысл частным компаниям Великобритании продвигать Московскую или Санкт-Петербургскую консерваторию? В итоге Московская консерватория на 40-м месте рейтинга, а Петербургская вообще из него вылетела просто потому, что вовремя не предоставила документы.
Когда ГИТИС попадет в топ, я буду, как лягушка взбивать эти сливки до консистенции хорошей деревенской сметаны, а потом и масла. В ближайшее время я поеду в Лондон, чтобы предложить представителям международных рейтингов QS и THE такие индексы, по которым, как мне кажется, более правильно рейтинговать театральные школы.
Конечно, нам не подходит такой критерий оценки, как академическая репутация, хотя наши статьи по актерскому мастерству и развитию театрального образования очень интересны. Но их нужно предлагать международным изданиям, регулярно заниматься продвижением. Пока у нас этим никто не занимается. Мы сидим и радуемся, какие мы хорошие.
‒ А мы хорошие?
‒ Конечно! Мы очень хорошие! Кто сегодня самый известный в мире русский режиссер? Римас Туминас. Его знает Лондон, Нью-Йорк, а это наш выпускник, наш мастер. Нам есть, чем гордиться. Но об этом нужно, не уставая, рассказывать всему миру.
В ГИТИСе 10 процентов иностранных студентов. Но сегодня в большинстве своем это замечательные безумцы, влюбленные в театральную профессию.
‒ Какие направления подготовки сейчас наиболее востребованы? Какие из них вам кажутся наиболее перспективными?
‒ Несколько лет назад никто не думал о том, что театр и видео в какой-то момент на каком-то перекрестке дорог неожиданно столкнутся и окажутся друг другу необходимы. Сегодня есть режиссеры, которые говорят, что если на сцене нет видеомониторов, то это уже не современный спектакль. Видео действительно становится во многих случаях необходимой частью театрального действа. Значит, видеомэппинг, видеоинженер и видеооператор – это те люди, которые сегодня нужны театру. Или возьмем звукорежиссера. Сегодня это такой же художник и автор спектакля, как и режиссер.
Недавно мы лицензировали завпостов (заведующие художественно-постановочной частью театра). Мы впервые в этом году набираем курс завпостов.
Очень важно, чтобы в ГИТИСе был курс драматургов, поэтому следующая наша цель – это лицензирование специальности по драматургии. Не менее важно, чтобы у нас учились не просто звукорежиссеры, но и звукорежиссеры мюзиклов. В этой области сейчас очень мало специалистов. У нас и актеров мюзиклов очень ограниченный "боекомплект". Стейдж Энтертейнмент, Театр оперетты ‒ одни и те же звезды переходят из одного проекта в другой. Но сегодня подобных проектов в три раза больше, чем 10 лет назад. Это существенный рост рынка. Мы обязаны на него реагировать.